Морская библиотека
им. адмирала М. П. Лазарева

Распутин В.Г. Живи и помни. – Великой Победе посвящается

     У Валентина Григорьевича Распутина редкостно завидная литературная судьба.
Родина писателя-Сибирь, село Усть-Уда, что в трех километрах от Иркутска, на Ангаре. Родился Распутин В.Г. в 1937году, в крестьянской семье. В середине 50-х годов поступил на историко-филологический факультет Иркутского университета, мечтая о профессии учителя, «радовался этому, гордился и серьезно готовился к этому делу». Зачитывался И. Буниным и Ф. Достоевским. С появлением в 1955 году журнала «Иностранная литература»
он открывает для себя У. Фолкнера, Э. Хемингуэя и Г. Белля.
     По случаю оказавшись без стипендии, определился на внештатную работу в иркутскую молодежную газету, однажды написал очерк. Редактор обратил внимание на элементы рассказа в очерке. В 1961 году это сочинение под заголовком «Я забыл спросить у Лешки» появилось на страницах литературного альманаха «Ангара». Четыре года спустя Валентин Распутин показал несколько новых рассказов приехавшему Владимиру Чивилихину, ставшему крестным отцом начинающего прозаика. Рассказы составили первую книжку Валентина Распутина - «Человек с этого света». Она была издана в 1967г. в Красноярске. А десять лет спустя он - всесветно знаменитый автор четырех повестей: «Деньги для Марии» (1967), «Последний срок» (1970), «Живи и помни» (1975), «Прощание с Матерой» (1976). О нем заинтересовано спрашивал сам Михаил Шолохов; Леонид Леонов просит передать молодому писателю одобрение; Сергей Залыгин пишет предисловие к однотомнику произведений Валентина Распутина, утверждая, что автор их «вошел в нашу литературу сразу, почти без разбега и как истинный мастер слова». Валентина Распутина называют «сибирским Чеховым».
Валентин Распутин - писатель, столь далекий и близкий нам, изображает в своих книгах мир простых людей-крестьян, которые обрабатывают поля, любят друг друга, пьют чай или водку… Но их волнует вчера и особенно сегодня-трагические проблемы бытия и гуманизма.
     Валентин Распутин заявил себя писателем-психологом, умеющим увлечь нас интересом к подробностям внутренней жизни с виду неброского, обыкновенного, скромного, почти незаметного человека.
Сам писатель однажды определил своего главного героя как самого простого деревенского человека, до поры до времени не замеченного литературой. Таких скромных людей, говорил он, миллионы, «они - наши современники, живущие в одно время с нами, создающие материальные ценности. Они - живые люди, со своими судьбами и страстями.
     Остановимся более подробно на повести «Живи и помни», на одном из самых сильных произведений «деревенской прозы». О жизненном зерне, из которого выросла повесть «Живи и помни», сам автор рассказывал: «Помню сорок пятый год, я тогда был еще совсем мальчишкой. Мне довелось увидеть, как вели через деревню пойманного мужика-дезертира. Этот случай запомнился, вернее, я вроде о нем забыл, но потом во мне ожили все подробности события».
     Поначалу в повести мы лицом к лицу оказываемся действительно с дезертиром Андреем Гуськовым. Отношение к нему и наше, и автора недвусмысленное. Сам Гуськов не оправдывает себя, не строит иллюзий относительно своего будущего, считает, что не заслуживает ничего, кроме расстрела, несмотря на то, что неплохо воевал с начала войны и вплоть до лета 1944 года. Это необычно, однако нисколько не настраивает нас в его пользу. Мы начинаем догадываться: чем отчетливее проглядывал конец войны, тем сильнее Гуськовым овладевало желание уцелеть, выжить, а с ним, этим желанием, усиливается страх-страх смерти. Поэтому-то тяжелое ранение летом 1944г. он воспринял с радостью: отвоевался. Случилось же по-иному  -  из госпиталя его выписали не домой, а сразу на фронт. А он уже и жене Настене написал, чтобы не приезжала, поскольку вскорости сам заявится домой. Когда получилось не так, как рассчитывал, испугался, «боялся ехать на фронт. Всего себя, до последней капли и до последней мысли, он приготовил для встречи с родными - с отцом, матерью, Настеной - этим и  жил, этим выздоравливал и дышал, только это одно и знал». И он решил заскочить к родным, повидаться с женой, но уже в дороге понял, что в пять суток не обернется. Вспомнил показательный расстрел дезертира в 1942 году. И - все пошло под уклон. Вступив на дорогу предательства, пусть невольно, он уже не может вернуться назад. Только через месяц Гуськов оказался в родной Атамановке.  Увиделся с женой, но возвращаться на фронт уже не собирается.
     Узнав, что ее муж, которого ждала с победой и, не разгибая спины, беззаветно трудилась в колхозе, оказался дезертиром, Настена не закричала: «Что же ты наделал?» Не заплакала. Не спросила с испугом: «Как жить будем?» Не высказала ни одного упрека. Верно ли это? Конечно, она не самый передовой советский человек, не свободна от многих предрассудков, в частности от веры в судьбу. Но при всем  том она ни разу не усомнилась в правоте нашей борьбы с фашистами. Она три года делает все, что может приблизить победу. Ее любят колхозники. Так верно ли она ведет себя по отношению к дезертиру, хотя он ей и муж? Ведь вот же свекор ее, отец Андрея, заподозрив, что Настена знает о местонахождении мужа, сказал не колеблясь: «Дай один только и в последний раз увидаться. Хочу я спросить его, на что он такое надеется. А? Не говорил он тебе? Че же он мою седину позорит? Откель он взялся? Сведи нас, Настена, - почти с угрозой потребовал он. - Христом-богом молю: сведи. Надо заворотить его, покуль он совсем не испоганился. Хватит. Пожалей меня, Настена, подмоги. И тебе потом легче станет. А?»
Это говорит Михеич, отец Андрея. А ведь ему не легче, чем Настене. И он был единственной опорой Настены в ее трудной жизни с Андреем до войны. И все-таки она не «открылась» даже Михеичу. Мы бы сделали грубую ошибку, если бы все это объяснили ее страхом перед Андреем. Она не из боязливых. Поведение ее целиком определяется особенностями ее натуры, ее отношением к миру, к людям, к самой себе. Писатель же, в свою очередь, стремится избежать любых упрощений, берет самый сложный, самый трудный  жизненный вариант волнующей его темы, ставя свою героиню почти в безвыходную ситуацию. Но это понимаешь, только дочитав повесть до конца.
     В процессе развертывания сюжета дается немало очень тонких, так сказать, частных психологических объяснений поведения героев. Уже в самом начале произведения мы узнаем, что занесенная с верховьев Ангары в Атамановку голодом 1933 года Настена, в сущности, не была счастлива с Андреем, если не считать первых месяцев их совместной жизни. Он и сам говорит теперь об этом и винится перед нею. И после заставляет ее «растаять до последней капельки». В эти встречи происходит и то, чего она так и не дождалась до войны: она забеременела. Узнав об этом, Андрей испытывает неподдельную радость. И в то же время твердит, что на фронт не пойдет. Таких поворотов в повести немало. Но именно в подобных сценах, полных неподдельного страдания, обнаруживается несовместимость Андрея и Настены. Сын колхозного конюха, человека безукоризненной честности, до самозабвения влюбленного в свое дело, Андрей не был заражен какими-либо страшными пороками, не страдал ни жаждой накопительства, не честолюбием, не пьянствовал, не дебоширил, считался хорошим работником, знал землю и умел с ней обращаться. И не случись войны, может быть, прожил бы свою жизнь, оставшись в памяти людской незапятнанным. И никто бы даже не сказал о том, что себя он все-таки любил больше, чем других. И вот на крутом повороте ему захотелось позволить себе больше, чем позволялось другим. В результате он не просто разломил собственную жизнь, а сделал несчастными всех близких, ускорил смерть отца и матери, толкнул на самоубийство жену, пресекая тем самым весь свой род.
     Андрей Гуськов не записной злодей, хотя в безвыходной ситуации он сам стремится выпятить в себе все отрицательное. У него была все-таки искренняя любовь и к родителям, и к колхозным полям. С опозданием, но все же понял он, какого прекрасного человека послала ему судьба в жены. У него хватает честности сказать ей: «Эх, Настена, Настена! Тебе бы не меня, а кого другого. Ты не думай, я это всерьез. Ты же вон какая! И как тебя угораздило со мной столкнуться – не пойму». В словах его, в его рассуждениях о войне немало такого, что свидетельствует о наблюдательности и недюжинном уме. Неправы критики, подозрительно относящиеся ко всему жизненному пути Гуськова. Нет, было в его прошлом немало хорошего. Тем тяжелее наблюдать, как индивидуализм, проявившийся сначала в желании выжить во что бы то ни стало, захлестывает затем его целиком, превращая из воина в дезертира.
     Одна за другой в повести следует отлично разработанные психологические, с глубоким подтекстом сцены, такие, например, как та в которой Андрей, до смерти напугав Настену, воет по-волчьи, или предвещающая страшную развязку сцена, в которой описан один и тот же сон, одновременно увиденный летом Настенной и Андреем. В художественном отношении им не уступают те главы, где Андрей идет на последнее свидание с Атамановкой и отцом, а затем едва не поджигает мельницу, а  также глава, повествующая об убийстве Андреем теленка. При чтении их мы ощущаем, как неудержимо мелеет и без того теперь уже неглубокое человеческое начало в Андрее, сходит на нет, так что он становится врагом не только людей, но и всего живого. Собственно, здесь и конец Андрею Гуськову.
     Говоря об Андрее Гуськове, думаешь все время о Настене. Думаешь неотрывно. И больше, чем об Андрее. Это потому, что повесть Валентина Распутина не о дезертире, а о русской женщине, великой в своих подвигах и в своих несчастьях, хранящей корень жизни. И хотя Андрей Гуськов почти все время оказывается рядом с Настенной, они вскоре превращаются в антиподов, как антиподом его в повести является весь строй нашей жизни. Мы все время сравниваем, сопоставляем их, и, вполне естественно, сравнение, сопоставление скоро перерастает в противопоставление. Не только через прямые высказывания Андрея и Настены, но и самим напряжением, ритмом, внутренним нарастанием или угасанием их энергии автор добивается того, что от сцены к сцене фигура Андрея мельчает в нашем представлении, а Настена становится все ярче, ближе и дороже нам.
     Размышляя о том, что может определить судьбу человека, с чем нельзя не считаться, разбираясь в причинах, определивших поведение Настены, стоившее ей жизни, необходимо еще помнить: Настене чужды эгоизм и душевная замкнутость. И в горести, и в радостях она не мыслит себя вне людей, среди которых выросла, с которыми живет и без которых существовать не может. Потеряв в детстве родителей, она воспитывалась у чужих людей и навсегда поверила: среди людей не пропадешь, среди них со временем все кончается хорошо. И эта непоколебимая вера  позволяла ей поначалу переводить дух, когда его перехватывало при мысли о том над какой бездной стоит ее Андрей. Когда же обнаружила, что вынуждена уходить от людей, врать им, изворачиваться, бежать от них, что больше не сможет «ни говорить, ни плакать, ни петь вместе со всеми», что даже и победе, во имя которой вместе со всеми самоотверженно трудилась четыре года, не может радоваться, наконец, что вместо счастья ее ждет страшное одиночество, она «останется одна, совсем одна, в какой-то беспросветной пустоте», - Настена решила, что действительно оказалась в положении безвыходном.
     Вообще-то у Настены был и другой выход. Почти подсознательно она верила в это до последней минуты, ибо верила в людей. И не прояви расторопности Иннокентий Иванович, может, все кончилось бы иначе. Это во-первых. А во-вторых, свою веру в людей она неизменно распространяла и на Андрея, даже такого, запутавшегося. Правда, сам он делал все, чтобы ее вера в него неудержимо таяла.
     Можно сокрушаться над тем, что Настена наделала немало ошибок в конце своей жизни. Но вряд ли кто решится отрицать, что, и ошибаясь, она выступает перед нами во все более ярком человеческом свечении.
Она ошиблась. И за ошибку расплачивается самой большой ценой. Ценой жизни своей и своего ребенка. Надо бы осудить ее за это. Но рука отказывается писать слова осуждения… Отказывается потому, что, по верному замечанию Сергея Залыгина, «если в «Последнем сроке» как бы естественно, вовремя и в свой срок умирает старуха Анна, то гибель Настены не может быть принята иначе, как нечто исключительно трагическое, как грубая и даже непростительная ошибка жизни – умереть то должна вовсе не она, а муж ее, Андрей Гуськов». О повести «Живи и помни» Виктор Астафьев написал так: «Печальная и яростная повесть, несколько «вкрадчивая» тихой своей тональностью, как, впрочем, и все другие повести Распутина, и оттого еще более потрясающая глубокой трагичностью, - живи и помни, человек: в беде, в кручине, в самые тяжкие дни и испытания место твое с твоим народом, всякое отступничество, вызванное слабостью ль твоей, неразумением ли, оборачивается еще большим горем для твоей Родины и народа, а стало быть, и для тебя». Так от изображения, от размышлений о людях маленьких и самых что ни на есть простых автор незаметно, но настойчиво переходит и ведет за собой читателя к многомерному, масштабному осмыслению не только прошедшей войны, но и современной действительности, ибо человеческое бытие вечно и, стало быть, вечно движение жизни. А она задает загадки, пробует на прочность не одних только деревенских парней Гуськовых, она в любой миг любого человека может испытать «на излом».
     Подводя итог хочется отметить, что сила реализма Валентина Распутина в том, что он пробуждает в читателе потребность задуматься над сложными социальными проблемами, утверждает необходимость слитности с людьми, рядом живущими, со всем народом. Писатель ценит характеры, сформированные вековечными народными традициями, представлениями о морали и нравственности, доброте и справедливости. Именно таковы самые яркие образы произведений В. Распутина.
     За повесть «Живи и помни» писатель удостоен Государственной премии СССР за 1977 год.

Подготовила Л. Черепнина