Рекомендуем почитать
История, запечатленная в книге
Классика и современность
Коллекции Редкого фонда
Из коллекции Аксентьева С.Т.
Неповторимый Севастополь
Классика и современность
Коллекции Редкого фонда
Из коллекции Аксентьева С.Т.
Неповторимый Севастополь
Наши писатели - наши читатели
Слово об Армии и Флоте
Календарь знаменательных дат
Пушкиниана
Новости от партнеров и друзей
Слово об Армии и Флоте
Календарь знаменательных дат
Пушкиниана
Новости от партнеров и друзей
07.02.2016г. -
Душа и совесть.
Проза Валентина Распутина подкупает своей классической прозрачностью. Потому что это не столько искусство,
сколько сама жизнь.
сколько сама жизнь.
Василий Забелло.
В. Г. Распутину -
I -
Загребает в небо мощнокрылый,
Вожаком поставленный судьбой.
Беспокойный крик его унылый.
Как маяк в пучине голубой.
Впереди летящему труднее:
Застят бури, гибелью грозят.
Потому и выше, и прямее
Пролегла небесная стезя.
2 -
Мы вопим, отчаянно метаясь.
В поисках срываем голоса.
С прошлым дорогим перекликаясь.,
Как слепые, чертим небеса.
И в тоске, нас давящей безбожно,
Зачастую с миром не в ладу,
Ищем голос зычный и надёжный,
Ищем путеводную звезду.
Трудно и почетно быть на Руси писателем!
Владимир СКИФ
Валентину Распутину
Продавит русская весна
Плотину вражеского круга.
Россия будет спасена -
И в этом есть твоя заслуга.
Борьбы невиданной накал
Очистит Родину от смога.
Задышат Волга и Байкал
- И в этом есть твоя подмога.
Излечит русская душа
Народ от горечи и гнета
Из православного ковша -
И в этом есть твоя забота.
Господь Великий как-нибудь
Нас отведет от замогилья.
Осветит солнце Русский Путь -
И в этом есть твои усилья.
"Всё, что ни происходит, — к лучшему, к тому,
чтобы жить было интересней и счастливей. Ну и живи: не оглядывайся, не
задумывайся". Валентин Распутин
Серьёзная литература сама по себе завоёвывает читателя.
Цитаты Валентина Распутина.
«Уважение к себе — это уважение к другим, знание
себя — жажда познания других, национальная исполненность и
состоятельность — первое условие всечеловечности всякого народа».
«Другой и рад бы по совести, да где её взять, ежели не уродилась вместе с ним? За деньги не купишь».
«Люди не умеют помнить друг о друге, их проносит течением слишком быстро; людей должна помнить та земля, где они жили. А ей не дано знать, что с ним случилось, для нее он чистый человек».
«Я верю в выздоровление. Такие духовные запасы, такое культурное богатство, такая народная мощь, как у нас, не могут быть погребены».
«Другой и рад бы по совести, да где её взять, ежели не уродилась вместе с ним? За деньги не купишь».
«Люди не умеют помнить друг о друге, их проносит течением слишком быстро; людей должна помнить та земля, где они жили. А ей не дано знать, что с ним случилось, для нее он чистый человек».
«Я верю в выздоровление. Такие духовные запасы, такое культурное богатство, такая народная мощь, как у нас, не могут быть погребены».
Валентин Распутин о литературе.
Все очень быстро меняется, и литература приобретает уже совсем другие качества.
Тот язык, который был у Астафьева, его уже не может быть. Язык, который был у Василия Белова, та вязь, как говорил Шолохов. Язык, который был у Личутина, нежный язык. У многих, многих других писателей этого языка уже не будет. Это не значит, что не будет больших писателей, не будут приходить талантливые люди. Они будут приходить. Но будет уже совсем иная почва. Иные песни будут распеваться для этих писателей, и иные бабушки, наследницы Арины Родионовны, будут сказывать им сказки. И все это непременно скажется. Сейчас молодые писатели, конечно, совсем по-другому начинают писать. А язык, которым умели владеть мы, и еще продолжают владеть многие, многие другие писатели, этот язык, конечно, так или иначе сотрется. Потому что изменится сама обстановка, не будет опять-таки этой почвы. Почвы не будет. Другая литература будет. Очень много будет другой, и будет другим, конечно, читатель.
Если бы Федор Абрамов написал сегодня "Письмо к землякам" — не заметили бы. Просто мелочь. Кому это нужно? Никакие "Я обвиняю", никакие "Нельзя молчать" сейчас не вызвали бы решительного протеста в душах. Потому что мы стали уже совсем другие. Мы как бы "перекипели", "переплавились", может быть, эти связующие нити забиты пеплом того, что "перегорело". Настали другие дни. Ничем уже ничего не взять. Читателей стало намного меньше не только среди молодежи, но и среди пожилых людей. С каждым годом будет еще меньше. И не только из-за Интернета. Вообще, Интернет — это, конечно, "могила" литературы. Это "могила" России и мира. Тут уж ничего не сделать, а отказаться от Интернета, разумеется, ни у кого не найдется сил. Так оно и будет продолжаться.
Мы постоянно говорим, что писать нужно так, чтобы нас читали, чтобы нельзя было не читать. Когда я прочитал воспоминания Станислава Куняева, то решил: вот, пожалуйста, как надо писать. Действительно, нельзя было не прочитать. Разумеется, читали очень многие. Но читали не так много, как рассчитывалось, как хотелось. Потому что читал тот круг людей, который мы знаем и который существует вокруг литературы, который стоял на защите России все эти годы. Это было очень нужно. Посмотрите, это не только книга Станислава Куняева, это и книга Георгия Васильевича Свиридова "Музыка как судьба", это и книга Бородина "Без выбора" да и многие другие книги. Подводятся итоги, казалось бы, не только собственной жизни, итоги не только поколения, подводятся итоги эпохи и подводятся, словно бы, итоги литературы.
Куда же девался читатель, если он прежде читал? Мы были самой читающей страной. Куда же девался читатель, если это действительно было необходимостью? Это было, наверное, не личной только необходимостью. Это было и общественной необходимостью. Когда шло это наполнение, когда шло это питание художественным словом, человеку это было нужно не только для себя. Он знал, что это нужно для общества, для страны. И когда эта потребность исчезла, общества и страны, в таком подготовленном, грамотном, умном, добром человеке, ему не захотелось и читать, он нашел другие занятия. Чем угодно может заниматься. Иногда заглядывает в книгу, но не стало это обязательной потребностью, которая была все-таки прежде. Не стало ее. Вот, что плохо. И это опять-таки зависит от нас: что будет дальше.
Посмотрите, кто и как издает книги. Книги в основном издают коммерческие издательства. Коммерческие издательства подбирают книги — это может быть такая "наркотическая" литература и чаще всего она такая и бывает, "наркотическая" литература, чтобы поражать молодежь, чтобы поражать читателя. Но она приносит прибыль издательствам. Или литература высокого качества, которая тоже будет разбираться. Это неподготовленный читатель ни туда, ни сюда не подходит. Он подходит лишь под то, чтобы потом ходить по богатым людям, кто может давать ему деньги, выпрашивать деньги и издавать книгу. Таких книг сейчас издается огромнейшее, несметное количество. Приезжайте в любой город, мы знаем это, нам сумки книг дарят, которые особенно не расходятся. Они и раскупаться не могут, потому что это книги среднего качества. Начинаешь смотреть и думаешь: во что же у нас превращается литература? Богатая литература остается богатой. Прежде-то такого не могло быть. Ведь надо было пройти и через рецензии, и то, и сё. Сейчас ничего подобного не стало. И куда потом попадают эти книги? Поскольку они не расходятся (просто грузом у автора они лежать не могут), чаще всего эти книги распределяются по школам и сельским библиотекам, там, где их не должно быть. И их-то ребятам приходится читать, по ним-то приходится судить о той литературе, которая существует сегодня. Писателей становится все больше и больше. И эти книги опять пойдут туда, где им быть нельзя. Они пойдут в школы и сельские библиотеки. Так сейчас и происходит. Через пять лет, если не остановить этот процесс, он будет существовать в какой-нибудь геометрической или арифметической прогрессии.
Литература, действительно, стоит на сложном пути. Сейчас общественный да и вообще климат не для литературы, даже самой лучшей. Выдерживать, кому быть первой, очень и очень трудно. Поэтому, конечно, наверно, будет приниматься это решение о том, чтобы дать Приемной коллегии дать полномочия принимать литераторов в Союз хотя бы с испытательным стажем. Какой-нибудь двухгодичный, кандидатский стаж. А не просто так, что, мол, по-прежнему все больше и больше нас будет, а что потом, совершенно неизвестно.
Литература не должна умереть, но она останется в меньшинстве что ли. Конечно, прекрасные книги будут читать. Это будет элитарный читатель, который никогда не забудет вкус к такой литературе и языку».
Тот язык, который был у Астафьева, его уже не может быть. Язык, который был у Василия Белова, та вязь, как говорил Шолохов. Язык, который был у Личутина, нежный язык. У многих, многих других писателей этого языка уже не будет. Это не значит, что не будет больших писателей, не будут приходить талантливые люди. Они будут приходить. Но будет уже совсем иная почва. Иные песни будут распеваться для этих писателей, и иные бабушки, наследницы Арины Родионовны, будут сказывать им сказки. И все это непременно скажется. Сейчас молодые писатели, конечно, совсем по-другому начинают писать. А язык, которым умели владеть мы, и еще продолжают владеть многие, многие другие писатели, этот язык, конечно, так или иначе сотрется. Потому что изменится сама обстановка, не будет опять-таки этой почвы. Почвы не будет. Другая литература будет. Очень много будет другой, и будет другим, конечно, читатель.
Если бы Федор Абрамов написал сегодня "Письмо к землякам" — не заметили бы. Просто мелочь. Кому это нужно? Никакие "Я обвиняю", никакие "Нельзя молчать" сейчас не вызвали бы решительного протеста в душах. Потому что мы стали уже совсем другие. Мы как бы "перекипели", "переплавились", может быть, эти связующие нити забиты пеплом того, что "перегорело". Настали другие дни. Ничем уже ничего не взять. Читателей стало намного меньше не только среди молодежи, но и среди пожилых людей. С каждым годом будет еще меньше. И не только из-за Интернета. Вообще, Интернет — это, конечно, "могила" литературы. Это "могила" России и мира. Тут уж ничего не сделать, а отказаться от Интернета, разумеется, ни у кого не найдется сил. Так оно и будет продолжаться.
Мы постоянно говорим, что писать нужно так, чтобы нас читали, чтобы нельзя было не читать. Когда я прочитал воспоминания Станислава Куняева, то решил: вот, пожалуйста, как надо писать. Действительно, нельзя было не прочитать. Разумеется, читали очень многие. Но читали не так много, как рассчитывалось, как хотелось. Потому что читал тот круг людей, который мы знаем и который существует вокруг литературы, который стоял на защите России все эти годы. Это было очень нужно. Посмотрите, это не только книга Станислава Куняева, это и книга Георгия Васильевича Свиридова "Музыка как судьба", это и книга Бородина "Без выбора" да и многие другие книги. Подводятся итоги, казалось бы, не только собственной жизни, итоги не только поколения, подводятся итоги эпохи и подводятся, словно бы, итоги литературы.
Куда же девался читатель, если он прежде читал? Мы были самой читающей страной. Куда же девался читатель, если это действительно было необходимостью? Это было, наверное, не личной только необходимостью. Это было и общественной необходимостью. Когда шло это наполнение, когда шло это питание художественным словом, человеку это было нужно не только для себя. Он знал, что это нужно для общества, для страны. И когда эта потребность исчезла, общества и страны, в таком подготовленном, грамотном, умном, добром человеке, ему не захотелось и читать, он нашел другие занятия. Чем угодно может заниматься. Иногда заглядывает в книгу, но не стало это обязательной потребностью, которая была все-таки прежде. Не стало ее. Вот, что плохо. И это опять-таки зависит от нас: что будет дальше.
Посмотрите, кто и как издает книги. Книги в основном издают коммерческие издательства. Коммерческие издательства подбирают книги — это может быть такая "наркотическая" литература и чаще всего она такая и бывает, "наркотическая" литература, чтобы поражать молодежь, чтобы поражать читателя. Но она приносит прибыль издательствам. Или литература высокого качества, которая тоже будет разбираться. Это неподготовленный читатель ни туда, ни сюда не подходит. Он подходит лишь под то, чтобы потом ходить по богатым людям, кто может давать ему деньги, выпрашивать деньги и издавать книгу. Таких книг сейчас издается огромнейшее, несметное количество. Приезжайте в любой город, мы знаем это, нам сумки книг дарят, которые особенно не расходятся. Они и раскупаться не могут, потому что это книги среднего качества. Начинаешь смотреть и думаешь: во что же у нас превращается литература? Богатая литература остается богатой. Прежде-то такого не могло быть. Ведь надо было пройти и через рецензии, и то, и сё. Сейчас ничего подобного не стало. И куда потом попадают эти книги? Поскольку они не расходятся (просто грузом у автора они лежать не могут), чаще всего эти книги распределяются по школам и сельским библиотекам, там, где их не должно быть. И их-то ребятам приходится читать, по ним-то приходится судить о той литературе, которая существует сегодня. Писателей становится все больше и больше. И эти книги опять пойдут туда, где им быть нельзя. Они пойдут в школы и сельские библиотеки. Так сейчас и происходит. Через пять лет, если не остановить этот процесс, он будет существовать в какой-нибудь геометрической или арифметической прогрессии.
Литература, действительно, стоит на сложном пути. Сейчас общественный да и вообще климат не для литературы, даже самой лучшей. Выдерживать, кому быть первой, очень и очень трудно. Поэтому, конечно, наверно, будет приниматься это решение о том, чтобы дать Приемной коллегии дать полномочия принимать литераторов в Союз хотя бы с испытательным стажем. Какой-нибудь двухгодичный, кандидатский стаж. А не просто так, что, мол, по-прежнему все больше и больше нас будет, а что потом, совершенно неизвестно.
Литература не должна умереть, но она останется в меньшинстве что ли. Конечно, прекрасные книги будут читать. Это будет элитарный читатель, который никогда не забудет вкус к такой литературе и языку».
Марина Кудимова
«Памяти Валентина Распутина»:
Все отдав, и все оставя,
На заступленной черте,
Неподатливые к славе
Умирают в немоте.
Так молчат снега с разбором,
Впору вьюгами отвыв,
Так молчит народ, в котором
Был и ты доселе жив.
А теперь над зыбью кровной
Всходишь, вопреки тщете,
В невозможной, полнословной,
Вещей немоте.
"Таких писателей, как Валентин Распутин,
таких своих сыновей народ и рождает для того, чтобы не забыть своего
прошлого, трезво оценить настоящее и не потерять надежды на будущее".
Владимир СОЛОУХИН